Жил-был на свете маленький человечек. Маленький, потому что родился он не так давно и все, чему успел научиться за прошедшее месяцы и годы, были очень простыми, но весьма необходимыми в начале жизни навыками. Он сносно мог ходить, открывая с каждым новым шагом неизведанный и чудесный мир. Мог взаимодействовать с окружающими, доводя до них при помощи некоторых движений, звуков и, позже, слов информацию о своих простых, но насущных потребностях и желаниях. Жил он себе, жил. И все у него было относительно неплохо. Люди, окружавшие его, за редкими исключениями в виде нескольких таких же, как он, мелких, беспомощных и оттого очень забавных компаньонов по прогулкам во дворе или в соседнем парке, представлялись ему волшебниками-великанами. Великаны сами себя называли взрослыми. Они снисходительно относились к нашему герою, обычно проявляя к нему симпатию, но покидая его всякий раз, как только возникало что-то более важное, чем взаимодействие с маленьким человечком. Они могли себе разрешить все, что было невозможно и недоступно нашему маленькому герою. Могли не ложиться спать по маминой команде. Могли в любое время смотреть мультики и фильмы, играть в свои непонятные игры, есть чудесное мороженое, доставать из кармана или из высокого шкафа горсти конфет… Да мало ли чего еще они могли себе позволить!? Маленькому человечку особо не рассказывали, так как он был еще слишком маленьким для всего этого.

Как же ему нравились взрослые с их бесконечными тайнами и чудесами! Конечно же, маленький человечек очень старался быть похожим на них, справедливо полагая, что это единственный способ для него стать таким же большим и всемогущим. Он повторял за ними совершенно непонятные ему слова и странные движения, копировал их реакции на окружающие события и людей, имитировал их позы и выражения лиц, примерял на себя их одежду и обувь. Казалось, что он буквально впитывал в себя все особенности поведения взрослых, как кухонная губка воду. Поскольку два главных в его жизни взрослых – его родители – проводили рядом с маленьким человечком большую часть времени в течение дня, они и были основными объектами для подражания. Но, странное дело. Насколько он их обычно любил и боготворил, настолько же сильно временами (когда его наказывали или заставляли делать что-нибудь бессмысленное, или не делать что-то приятное… а потом все равно наказывали) боялся и ненавидел. Он не мог отказаться от омерзительных творога и овсяной каши на завтрак, не мог позволить себе встречать со всеми Новый год, не мог пойти туда, куда ему очень хотелось, не мог долго плакать и кричать в ответ на жестокие действия родителей и солидарных с ними взрослых. Он не мог, не мог¸ не мог… Он никогда не мог сказать им о своем настоящем отношении к событиям его маленькой жизни. Родители не позволяли ему проявлять себя и, по злому року, вели себя так именно тогда, когда маленькому человеку было крайне необходимо выразить им свои внутренние ощущения. Видимо, им было так удобнее и спокойнее.

Случались, конечно же, и приятные события в жизни маленького человечка. Но, то ли по стечению обстоятельств, то ли в связи с тем, что так несправедливо была устроена его маленькая жизнь, казалось ему, что состоит она в основном из черных полос неприятностей, наказаний и ограничений, а белые полосы кратковременной радости и мимолетного счастья присутствуют в ней лишь для контраста, только подчеркивающего общую тяжесть жизни. Казалось временами, что его родители перестали его любить. Так часто его наказывали и ограничивали, так редко хвалили и поощряли. Особенно пугал маленького человечка гнев родителей… В такие моменты казалось, что мир переворачивается вверх ногами, и что его никто не любит из-за того, что он плохой. А ведь он во всем зависел от них, он в прямом смысле слова не мог существовать без их участия. Маленький человечек терялся от охватывающего его ужаса до такой степени, что не мог даже говорить и думать, впадая в ступор. Поэтому он постепенно научился приспосабливаться и вести себя так, как требовали взрослые, стараясь не давать им повода для гнева и наказаний. Он начал скрывать свои желания и чувства, подавляя свои естественные проявления. Он приобрел навык подстраиваться под настроение взрослых, тщательно выбирая для определенных действий наиболее безопасное и надежное время и место. Он выглядел очень прилично, внешне более или менее соответствуя тем требованиям взрослых, несоблюдение которых могло закончиться для него быстрыми неприятностями. Что касается всего остального, то маленький человечек постепенно научился слушать и не слышать, смотреть и не видеть, делать и отсутствовать в том, что он делает. В каждой такой ситуации он как бы возводил стену, отделяющую от внешних неприятностей его внутренний мир фантазий, сформированный в значительной степени на основе неодобряемых взрослыми действий и связанных с ними чувств и мыслей. Этот фантазийный мир, казалось, давал ему отдых от гнетущих правил и законов, навязываемых ему взрослыми. Он, конечно же, старался сохранить его, всячески сопротивляясь давлению извне, которое, казалось, возрастало с каждым прожитым днем. Так к ранее полученному навыку подавления добавилась крепнущая с каждым прожитым годом закрытость и сопротивление… 

Жизнь маленького человечка стала совсем тяжелой, когда его отправили в первый класс. Правда, до этого момента ему пришлось несколько лет провести в детском саду. И там он, в отрыве от контроля родителей, мог многое себе позволить. Одна воспитательница не могла физически уследить за 15-20 его сверстниками, поэтому бывали дни, когда наш герой, поднятый мамой, но еще не проснувшийся, шел в группу, испытывая даже некоторое удовольствие от предвкушения ожидающих его шалостей. Детский сад был для него тем местом, где иногда его внутренний мир фантазий мог объединиться в гармонии с внешним миром таких же, как он. 

В школе все было не так. Он оказался под «двойным «обстрелом» – родителей и учителей. Кольцо требований, сжимавшееся вокруг него, стало еще плотней. И уже было непонятно, где он чувствовал себя хуже – в школе или дома. Подавление стало интенсивней – стена, отделяющая внешний мир от внутреннего, росла с невероятной скоростью. Сопротивление дошло до предельных форм, превращаясь иногда в отупение. Давление, которое оказывал на него внешний мир в лице родителей, учителей и массы других взрослых «доброжелателей», временами становилось нестерпимым. Жизнь от этого теряла присущий ей когда-то вкус и смысл. Но спасительная ложь, неожиданно ставшая постоянным спутником маленького человечка, сыграла роль своеобразного аварийного клапана, который позволял переводить это давление в безопасное направление и безвредные формы. Так ему тогда казалось. Он постепенно научился «на потребу взыскательной публики» исполнять разные роли (субличности) – прилежного и ответственного ученика, подростка, заботливого к старшим, достойного сына и внука. Жить стало легче и веселее. Правда, ненадолго. Все чаще и чаще веселье омрачалось последствиями лжи. Их становилось все больше, а сами последствия были все тяжелей и печальней. 

Многочасовое чтение стало для нашего героя в какой-то момент тихой гаванью. Погружаясь в иллюзорный мир приключений и фантастики, он, отождествляясь с героями книг, мог забыть на время все свои неприятности. Но тем более тяжелым становилось возвращение в реальность, давящую постоянной необходимостью совершать внутренние и внешние усилия. Он не догадывался тогда, что его собственное развитие невозможно без приложения усилий. И поэтому наш герой научился делать шаг назад там, где от него требовались сознательные усилия и шаг вперед.

Каждый новый день не сулил ничего хорошего. Нарушенные правила и нереализованные многочисленные обязанности вносили в жизнь дополнительное напряжение и отодвигали в сторону его желания и потребности, постепенно превращая их через подавление в недоступные мечты. Внутри уже повзрослевшего человечка протекали какие-то странные процессы. Если раньше он ощущал внутри определенную свободу, то сейчас свобода была заперта в клетку многочисленных обязанностей, ограничений и ролей. В душе маленького человечка поселились страх и тревога. Страх досаждал не так сильно, поскольку возникал эпизодически и, как правило, был обусловлен определенными причинами. А вот тревога, не привязанная к чему-либо, просто выматывала… Это тянущее ощущение внутри не отпускало большую часть времени. Жизнь в какие-то моменты становилась, как ощущал маленький человечек, совершенно нестерпимой. Да к тому же год от года требований взрослых к нему становилось больше и больше. Он их за это ненавидел – всех вместе и каждого по отдельности. И плевать он хотел на исполнение лживых ролей, к которым его принудили! Он и жил, безмерно уставая от давления страха и тревоги, разрываемый гневом на близких и далеких людей, печально глядя в свое не очень осмысленное и достойное сожалений прошлое. Он даже начал подумывать о том, как было бы хорошо внезапно умереть им всем назло. Вот наплачутся тогда эти взрослые! Но все проходит… Проходили и эти временные помутнения еще неокрепшего ума. В общем, можно смело сказать, что у нашего героя жизнь складывалась не хуже и не лучше, чем у многих других маленьких человечков. В общении с ними, блуждающими так же, как и он, в дебрях почти уже взрослой жизни, он иногда находил поддержку, некоторое отдохновение и надежду.

Вот так он и жил с печалью о прошлом и с надеждой на будущее, в котором его жизнь должна была бы чудесно преобразиться. Подавлял большую часть своих эмоций и реакций ума, поддерживая постоянное напряжение внутри себя и вокруг. Глядел на маленьких человечков, которые испытывали сходное напряжение и поэтому могли находиться рядом. Брал с некоторых из них пример. Кому-то сам был примером. С кем-то из них дружил, а с кем-то даже жил. Он купил маленькую квартиру, завел маленького ребенка и высадил несколько небольших деревьев на своих сотках. И вот однажды, сидя под одним из этих деревьев, он подумал: «Я всю свою жизнь чего-то искал, пытаясь избавиться от тяжести прошлого, заглядывая с надеждой в будущее и мечтая избавиться от внутреннего напряжения в настоящем. В детстве я стремился к удовольствиям. В юности я коротал дни в ожидании развлечений, мечтая полностью отдаться им. Повзрослев, я стал искать счастья. Про мимолетные удовольствия уже не вспомнить. Былые развлечения кажутся бессмысленными и тупыми. Счастья как не было, так и нет». Он вспомнил свои детские ощущения от окружавших его тогда взрослых. Вспомнил про волшебников-великанов… И ему стало смешно! Великаны оказались такими же маленькими человечками, каким был и остался он сам. Ум его так и не окреп. Мудрость, похоже, не пришла. Внутреннее пространство засорилось до предела, вызывавшего устойчивое отвращение к самому себе. Он сидел, уставший от себя, от жизни и думал: «Может быть, я что-то сделал не так, не туда свернул в какой-то важный момент? Может быть, это мое детское сопротивление, которое я так и не смог отпустить, наказало меня – ведь окружавшие тогда меня люди старались помогать мне, как могли… Кто словом, а кто и делом. Я просто не мог или не хотел принять эту помощь. Хотя, какая сейчас разница? Ведь не осталось никакого желания совершать новые попытки. Да и времени, возможно, тоже…». 

Состояние его было настолько невыносимым, что смерть, пожалуй, стала бы лучшей наградой ему в этот момент. Время остановилось… Что произошло дальше с маленьким человечком нам неведомо. Возможно, с ним случилось то, что рано или поздно случается со всеми маленькими человечками. Он наконец-то освободился от своих земных оков и, став чистым и невесомым, направился туда, откуда все начиналось. Стал каплей и двинулся к тому океану, из которого когда-то зародился. И пусть он не смог принести к истоку никаких даров, но, слава Богу, сохранил хотя бы то, что ему было доверено на период его суетной маленькой жизни. А может быть он просто уснул и ему причудилась вся его печальная жизнь? И он должен еще проснуться? Не исключено, что мы увидим его еще раз. Через несколько страниц истории, каждая из которых может быть равна дням, месяцам, годам или даже векам. А, возможно, это была его последняя попытка…